Свежие анеки

Подборочка от Старикашки Ю

- Ты чем такой озабоченный?
- Да вот думаю, как в однокомнатной квартире можно разместить семьдесят пять человек, приглашенных женой на годовщину нашей свадьбы!
- Так у тебя что - круглая дата?
- Нет, у меня жена - круглая дура!


- Дебушка! Сколько бремя?
- Восьмой месяц!


Трёхкратный чемпион Грузии по плаванию на длинные дистанции Заза Бабивадзе был дисквалифицирован на Чемпионате мира!
Он не смог доказать судьям, что разделся и вышел на старт только в плавках...


- Мужики, сегодня мне наливайте побольше, а себе поменьше.
- Почему?!
- А сегодня ваша очередь нести меня домой.


Вчера на штат Колорадо обрушился небывалый ураган. Разрушены дома, уничтожены посевы. По сообщению местных экологов, ни один жук не пострадал.


Мужики выходят из дома на работу, в том числе и для того, чтобы приносить домой деньги. Но, главным образом, они выходят на работу для того, чтобы от дома отдыхать.


- Какой крепкий у тебя самогон! Что ты в него добавляешь?
- Цемент.


- У Ивана Семёновича явно повышенное давление!
- Почему ты так решил - ты ж не доктор?
- А на нём комары взрываются!


300 лет Питеру. Путин приезжает на выставку детских рисунков. Маленький мальчик протягивает ему подарок. Путин:
- Спасибо. Мальчик, а почему у тебя руки дрожат?
Мальчик:
- А это потому, дядя президент, что у меня на груди только что три красные точки появились...


Группа эстонских компаний вышла на рынок связи с новой услугой - "Интернет - почтой!".


Жена ночью приходит домой. Звонит в дверь. Открывает муж со скалкой.
Говорит ей:
- А ну-ка дыхни!
- Уххх! (дышит на него)
Он принюхался и хренак ей пощёчину:
- Опять сосала!


Сидит Бэрримор дома на кухне, ест овсянку. Вдруг звонок в дверь. Бэрримор идёт в прихожую, открывает дверь.
За дверью стоит другой Бэрримор и спрашивает:
- Скажите, пожалуйста - Бэрриморы здесь живут?
- ДА ВЫ ЗАЕБАЛИ!!!


Врачи с отчаянием твердили:
- Мы его теряем, ах - мы его теряем!
И наблюдали, как с каждым днём уменьшается количество спирта в большой толстостенной бутыли.


Наркоман заходит в "Макдональдс" и спрашивает:
- Э-э-э! А много ли мака в "Биг-маке"?


- Здравствуйте, у нас акция! Вы курите?
- Нет.
- А какие сигареты вы не курите?


Пришла мама с сыном на кладбище.
- Вот, здесь, сынок, лежит твой дедушка. Он умер давно и не знает, что ты родился.
Мальчик подумал и спрашивает:
- Мама, а рядом пустое место для бабушки?
- Да, сынуля.
- Так ты не переживай, будем закапывать бабушку - дедушка меня и увидит.


- А давайте подарим Путину зажигалку!
- Он не курит!
- А давайте подарим ему пиджак в ананасах, штаны такие зелёные и...
- И ты не кури!


Суббота. Баня. Два голоса в тумане.
-... можно и без оффшоров! Мишку Бельского знаешь?
- Не, только слышал...
- Ну, так вот он однажды через таможню пять лимонов грина налом провёз!
- Как?!
- Просто!... Вёз шесть!


Сообщение по аське:
- Привет Вован, это же ты?
- Вы что, с ума сошли?! У меня вообще нет ИНТЕРНЕТА!!!


Встречаются две подруги:
- Ты чего такая радостная?
- Васька от армии увильнул!!!
- Откосил, или заплатила?
- В тюрьму сел!!!


Поступил в продажу датчик, регистрирующий удовлетворённость.
Разница между мужским и женским вариантом в калибровке шкалы.
У мужчин от -1 до +10.
У женщин от -10 до больше 0.


- А я знаю как будет по-английски "Блюдо мира".
- Реасе dish?
- Да не пиздю я, честно знаю!


В детстве девочку Катю очень сильно дразнили.
Из-за бороды!


Объявление: На ТV требуется страшненькая дикторша с гнусным голосом для сообщения гадостей.


- Я водка - со мной на празднике чётко.
- Я салат - каждому лицу я рад.
- А я гашиш... Я слова забыл.


Дожили: слово "VIР" употребляется в России чаще слова "хуй"!


Наблюдение из жизни:
Когда долгое время не удается потрахаться, то замечаешь, что тебя всё время окружают голые бабы!
Только они одетые...


Валерия Новодворская снялась в "Плейбое". Журнал закрыт.


- Три девицы под окном...
- Их не выдержал балкон.


Едет крутой джип, весь грязный и сзади наисано: "Витя! Срочно позвони!".
Чуть ниже: "Пошла нахуй!".


Репетиция рекламного ролика сока.
Дети:
- А я - вишенка..
- А я - яблочко...
- А я - томат...
- А я - долбоёб....
- Мальчик!!!!! Ты - БАКЛАЖАН!!!! Ещё раз...
- А я - вишенка..
- А я - яблочко...
- А я - томат...
- А я - долбоёб....
- Мальчик!!!!! Повторяю - Ты - БАКЛАЖАН!!!! Ещё раз!!!
- А я - вишенка..
- А я - яблочко...
- А я - баклажан!!!
- Мальчик!!!!! Ты долбоёб!!!! Сначала идёт - ТОМАТ!!!!









ИНДИЙСКИЙ ЧАЙ.


В ту ночь город словно взбесился: не успел я придти в себя после четырёх выездов и только настроился на чашку горячего чая, как дверь в комнату распахнулась, и на пороге возник потный Артёмов, который, размахивая руками, пророкотал: «На выезд! Быстро! На Аптечной… Попытка суицида…» Матерясь, я вскочил с дивана, выбежал на лестницу и, пытаясь попасть рукой в проклятый рукав замызганной куртки с катафотами, ринулся вниз, где уже ожидала машина…

В ту ночь мечтам о чашке чая не суждено было сбыться никогда: каждый раз, блаженно наблюдая за пузырьками, отделяющимися от шершавого грифеля кипятильника в стакане с водой, я вздрагивал от грохота двери и зычного крика Артёмова: «На выезд! Быстро! В Шмидтовском проезде на дереве застряла кошка!» или «На выезд! Быстро! На Кутузовском проспекте из квартиры бежал удав!» Теперь суицид. И всё в одну ночь, по порядку, словно так и было запрограммировано.

На подоконнике второго подъезда семнадцатиэтажки металась молодая девушка в ночной рубашке. Она периодически садилась, свесив ноги вниз, - и тогда толпа кричала от страха - и периодически вставала - тогда толпа тоже кричала и тоже от страха.
Внизу в свете уличных фонарей уже дежурила скорая помощь, а на земле немолодой женщине, как видно матери девушки, делали успокоительный укол. Лерочка, перестань! – хрипел подле обезумевший от горя отец и простирал руки кверху.
– Подумай о нас!

Весь двор был заполнен людьми, которым определённо надо было выходить на работу, но которые, естественно, не могли отказать себе в удовольствии посмотреть на чужое горе, пусть и в три часа ночи. Некоторые успокаивали бившуюся в истерики мать, надеясь в глубине души, что девушка упадёт и будет о чём рассказать друзьям, соседям и сослуживцам.
Ведь став свидетелем чьего-либо несчастья, ты окружаешь себя ореолом славы, к тебе приковано всё внимание, а ты, подогреваемый любопытными взглядами таких же зевак, живописуешь: «И тогда я увидел, как от её головы растекалась огромная лужа. Да! А кишки валялись немного дальше… Она упала животом на трубу и их вынесло метров на пять левее. Виктора Иваныча машину забрызгало, представляете!».
Все представляют и охают…

Надо сетку растянуть внизу, - бросил я Артёмову. Прикинул расстояние от подоконника до земли. Прорисовал мысленно траекторию.
– Метра на два от фасада. Да…
Артёмов махнул рукой.
– Пытались уже. Не подпускает. Кричит, что сейчас же броситься.
- Мать твою! – сплюнул я. – Какие же умные суицидники пошли, а!

Артёмов кивнул. Я не сводил глаз с окна: ситуация явно накалялась, было видно, что девица уже на пределе, устала, тонкие ноги её тряслись и в любой момент она могла соскользнуть вниз.
– Чёрт! – я почесал голову.
– Пойду! Нельзя! – умоляюще прошептал Артёмов. – Услышит дверь – всё, пиздец, Саша! Прыгнет!
- Не прыгнет! – отрезал я. – Сто процентов театр! Сам знаешь.

Я шагнул вперёд. Артёмов вцепился в рукав моей куртки:
- Нельзя! Это не театр, Сашок! У неё парень умер, она с ним пять лет встречалась! Отец сейчас рассказал Филиппову. Это очень может быть!

Я промолчал. В моей пятилетней практике спасателя встречалось всякое, но среди молодёжного суицида подавляющее большинство составляли «театралы», люди, которые хотели привлечь внимание к своей проблеме таким вот способом.

Одну девушку вытащили из ванны с перерезанными венами. Она ночью пустила воду, чтобы услышали родители, легла и молчала. Два часа. Молчала, когда родители обеспокоились, когда поняли, что дочь два часа не выходит из ванной комнаты. Молчала, когда кричали под дверью. Молчала, когда бросились вызывать скорую. А когда отец стал ломать дверь, взяла и перерезала.
Потому, когда отец вбежал, крови для двух-то часов было совсем мало. Даже отец понял, хоть и дар речи потерял в тот момент.

Я смотрел на окно и понимал, что выход один. Как всегда. Подкрасться. Стать невидимым и неслышимым. Протянуть руку. И постараться успеть. Артёмов один раз не успел. Это было полтора года назад. Скрипнула чёртова половица в хрущёвке. Она оглянулась. И ушла. Навсегда. Сорокалетняя женщина, лаборант МГУ, мать двух детей, брошенная мужем-пропойцей. С тех пор, когда поступают вызовы по суицидам «из окна», Артёмов потеет, и руки подрагивают.

В подъезд путь заказан. Это известно. Если она увидит, может ещё больше занервничать.

– У кого окна с обратной стороны? – обратился я к зевакам. – Мне нужен первый этаж.
Артёмов побледнел.
– Саша…
Из толпы вышаркнула худенькая старушка: «У меня». Я поманил её рукой, и мы пошли за дом. По дороге она всё тараторила: «Горе-то какое, а? Но вы-то небось насмотрелись, а? А вы её спасёте? А?».

- Ключи есть? – спросил я старушку.
Она порылась в карманах и протянула мне связку на потемневшей от времени резинке. Я вспомнил, как такую же резинку мне в детстве продели через рукава пальто и пришили к ней варежки, чтобы не потерял: весь семейный бюджет уходил на покупку мне новых варежек. Каждый день. В тот день я взял и потерял их вместе с пальто…

- Какое окно? – спросил я.
Старушка показала. Думать было некогда. На земле виднелось несколько битых кирпичей. Выбрав кусок, потяжелей, я разбил стекло и полез внутрь квартиры.

– Зачем же уж так! – понеслось мне в спину. – Стёкла сразу бить… Черти! На пенсию-то купишь стекло разве… Эх!
Я оглянулся.
– Ты зато, бабуля, сегодня, можно сказать, жизнь спасёшь человеческую!

Я спрыгнул на пол и огляделся: на диване-уголке сидел старый толстый кот и, недоверчиво поглядывая на незваного гостя, вылизывал передние лапы. На плите выкипал чайник: как видно, бабка очень торопилась посмотреть, что за шум на улице. Я с тоской вспомнил о том, что сегодня у меня так и не получилось выпить чаю.
Внезапно я разозлился: все люди как люди, сидят по домам в тепле, а тут ползай по чужим квартирам, спасай всяких дурёх. Я выключил камфорку, прошёл через кухню и вышел в тёмный коридор. Вздохнул. В последнее время я быстро уставал. А сейчас чертовски хотелось чаю.
Нащупал рукой выключатель. Вспомнил, как в детстве всегда называл этот предмет «включателем». Мне казалось, что главная его функция не выключать, а наоборот включать, чтобы был свет. Но люди решили иначе и назвали его «выключателем».

Открыл входную дверь и вышел в общий коридор. На стене висел пожарный гидрант. Я вспомнил, как в том же детстве, забывая ключи, я часами просиживал под таким же на газете, постеленной на полу, ожидая маму с работы. Соседи звали к себе, но я стеснялся и говорил, что «мама уже скоро придёт».
Из коридора я вышел к лифту, но вызывать его не стал – был риск застрять – а пошёл к лестнице. В принципе на такие ответственные задания не полагалось идти одному, но в определённых ситуациях лишние люди были бы помехой, и это было моим жёстким условием. Условием профессионала. Подниматься было высоковато: четырнадцатый этаж.
Я осторожно открыл дверь и шагнул на тёмный лестничный пролёт. Как всегда пахло рвотой и экскрементами. Это были не спальные, а «сральные» районы, куда в конце восьмидесятых переселили всё быдло: лимитчиков и военных.

Осторожно ступая по влажному от мочи бетону и освещая себе путь карманным фонариком, я двинулся наверх. Луч скудного света поминутно выхватывал шокирующие откровения на стене, оставленные первобытными обитателями дома и его окрестностей. Одиннадцатый этаж.
Я остановился, достал рацию: «Начинайте!».
Сейчас с улицы её начнёт отвлекать профессиональный психолог. В этот момент я достигну четырнадцатого этажа, просочусь, как воздух, в квартиру – входная дверь закрыта, но, к счастью, не на ключ. Самое главное, чтобы она не почувствовала. Господи, как хочется чаю!

С улицы послышался хорошо знакомый голос Филиппова: «Лера! Послушай меня! Прыгнуть ты успеешь… Я тоже был в такой ситуации… Пожалуйста, выслушай меня!».

Я улыбнулся. Выключил рацию. И бросился наверх...

Четырнадцатый этаж. Квартира 56. Справа. Из-под двери льётся свет. Где-то там разыгрывается чудовищная трагедия уставшего от жизни человека...

Я подкрадываюсь к двери, слушая своё сердце. Там за дверью другой мир: мир боли, мир отказа от всего, мир разбитых вдребезги иллюзий. Но сейчас нельзя думать об этом. Надо действовать! Надо действовать! Пожалуйста…

Я разуваюсь, дотрагиваюсь до дверной ручки. Трогаю её, изучаю. Привыкаю. У меня свой стиль. Я не люблю шум. Я не люблю, когда на меня смотрят. Это особое таинство. Промахов не было. Поэтому сходит многое с рук, чего другим не прощают.
Я пробую повернуть ручку. Она поддаётся без скрипа. Я поворачиваю сильнее – наглею. Верх профессионализма – обнаружить себя и не растеряться. Принять решение в одну секунду.
Ручка проворачивается до конца. Я ласково надавливаю на дверь всем своим корпусом. Дверь готова скрипнуть, я это чувствую и замираю. Из квартиры доносятся рыдания, и в этот момент я приоткрываю дверь. Становлюсь на корточки, просовываю в щель маленькое стоматологическое зеркальце и навожу его на кухню.
В отражении мелькает стол с синей клеёнкой, чей-то портрет на стене и… Вот появляется худенькая спина в ночной рубашке. Я выбираю момент, когда будет можно. Это не объяснить, ибо это чутьё. Я чувствую её. Можно! Я впрыгиваю в квартиру, по-кошачьи бесшумно приземляюсь на пол и немедленно прячусь за выступ стенного шкафа.

Слышу с улицы голос Филиппова: «Хуже некуда думать, что никому не нужна! Слышишь, Лера!».

- Отстаньте! – кричит спина. – Вы все так говорите! Вы все!!! Это ваша работа!

С самого детства перед каким-либо важным решением я начинал отсчёт: «Три! Два! Раз!» Я смотрю на часы: три двадцать семь.

Пора! Три! Два! Раз!

Я пересекаю холл и быстро иду на кухню, не сводя глаз с худенькой, вздрагивающей спины. Господи, как я устал! Как хочется чаю…

Её голова начинает поворачиваться назад. Три! Два! Раз! Я кидаюсь вниз, на пол и быстро-быстро перекатываюсь к стене, под подоконник. Не заметила! Плохо, Саша! Очень плохо! Могла заметить.

- Оставьте меня все в покое! – слышатся рыдания над самой головой.

Я перевожу дух и смотрю на плиту. На плите стоит чайник. Я чувствую, как кровь приливает к щекам. Ярость овладевает мной. Всю ночь я хотел лишь чашки чая. Горячего чая! Душистого, сладкого, горячего чая! Что ещё сегодня!!! Визгливые рыдания ставят точку на всём. В голове раздаётся сухой щелчок.

Решение просто.

Я осторожно приподнимаюсь и тяну сзади руки к девушке. Сердце бешено колотиться. Сейчас! Сейчас! Надо будет резко, чтобы даже не поняла! И тогда будет чай!!! Три, два, раз…
Пшла-а-а-а, тварь!!! Я порывисто толкаю её в спину, поднимаюсь в полный рост, протягиваю руки, будто пытаюсь поймать из последних сил. Слышу, как крик становится слабее, слабее…

И удар… И визги людей… И оборвавшийся в рупоре голос Филиппова. Я делаю беспомощное лицо и опускаю руки. Она сама этого хотела, а я лишь хотел чай…

- Как же так, как же так… - бормочу я, сидя на стуле.

На кухне топчется следователь с блокнотом. В квартире девушки толпа: судмедэксперты, фотограф, телевидение… Я накрыт пледом, зубы стучат о кружку с чаем.
Рядом стоит Артёмов и хлопает меня по плечу: «Ну, ничего, ничего, родной… Со мной тоже… Всё в первый раз… Она сама так решила. Ты не виноват…».

- Вы позволите? – следователь манит рукой Артёмова, и оба выходят в прихожую.

Я остаюсь один. Зубы перестают стучать. Я смотрю на сверкающий под светом люстры чай, жадно втягиваю ноздрями душистый пар, осторожно дую на божественный янтарный напиток. Улыбаюсь. Индийский! Тот самый…

Crazy faces

By thenewsboy.blogspot.com